Полковник Петров: Катапульта не сработала, и шансы на спасение казались нулевыми

Сегодня 12 июня — праздник. День России. День, когда страна должна чествовать своих героев, принесших ей заслуженную славу. Но не все герои, как выясняется, достойны почестей. Ибо герой ты или не герой — решать чиновникам.

Но вернемся на три десятилетия назад. В московской «Вечерке» прошла тассовская информация — при выполнении планового полета в Браззавиле (Республика Конго) без вести пропал русский летчик, полковник ВВС Дмитрий Петров, пилотировавший истребитель МиГ-21бис. Самолет сверхзвуковой, успешно посадить его вне аэродрома шансы практически нулевые. Подразумевалось, что летчик погиб.

Прошел почти год, и в отделе новостей «Вечерней Москвы», где я тогда работал, раздается звонок — мол, вы писали о пропавшем без вести военном летчике, так вот — он жив. Позвонил тогда знакомый Дмитрия и главное — дал номер его домашнего телефона.

Собственно, узнай пресса о невероятном, не имеющим ничего похожего не только в наших ВВС, но и вообще в мире спасении летчика сразу, по горячим следам, все могло бы быть и иначе. Но пресса не узнала, а военная бюрократия сделала всё, чтобы подвиг этот упрятать под сукно и во всем обвинить летчика. Мол, проявил «мужество при спасении личной жизни» — даже такая издевательская формулировка была. Только вот сколько стоит жизнь военного летчика, мы прекрасно наслышаны. Очень дорого. Он спас свою жизнь и вернулся с бесценным опытом из джунглей Черной Африки.

Да как он вообще туда попал? А просто. Минобороны в начале 90-х спешно реорганизовывали, и 48-летнего летчика-инструктора из минобороновского Управления вузов ждало увольнение. Два года до окончания службы… И тогда полковнику предложили — есть заявка из Республики Конго на летчика. В стране имелась дюжина купленных в СССР истребителей МиГ-21бис, которые согласно регламенту нужно было регулярно поднимать в небо хотя бы ненадолго. Почему это не делали местные летчики? Ну, так получилось. Выписали русского. И Дмитрий начал этим заниматься. По его словам, техобслуживание самолетов выполнялось… никак, но его дело летать, а не указывать местным, что они должны делать. И он летал.

4 июня 1993 года полет был «заказным» — погода облачная, но военное командование попросило пройти над стадионом, где собрался митинг оппозиции. Покажи мощь государства народу!

Положенный пистолет не взял. Вернее, за ним пошел техник, но оружейка оказалась запертой. Аэродромные приводы не включили, вся навигация — радиосвязь с диспетчером. Африка. Тут свои нравы и свои нормы. Заправка — на полчаса полета.

С тем и полетел. Побыл до команды в зоне ожидания, прошел, где просили, и стал заходить на посадку — а диспетчер посадку не дает, поскольку взлетал какой-то местный самолетик. Пришлось Дмитрию набирать высоту, причем с запасом, поскольку местность в районе аэропорта холмистая. Так и оказался выше облачности.

И что делать? Садиться можно только визуально, а в облачном одеяле ни просвета. А, нет — вон там окошко. И в этот момент двигатель самолета останавливается — кончилось горючее.

Ситуация неприятная, но штатная. Полковник приготовился к покиданию машины и резко дернул держки катапульты. Ни-че-го. Африканское техобслуживание. Внизу — холмистая рыжая саванна, местная лессовая земля имеет цвет нашей глины.

Пришлось садиться. Как ему это удалось сделать на склон холма, наклонив машину перед самым касанием — вопрос к мастерству и опыту. И пока МиГ пахал рыжую землю, билась одна мысль — а вот сейчас катапульта-то и сработает, и тогда точно конец! От огромной перегрузки, которую потом специалисты оценили в 6G, стрелки приборов замерли на значениях, бывших в момент удара о землю. Скорость — 380 км/час, отметил летчик.

Катапульта и в этот раз, уже к счастью, не сработала — однако выбравшись из кабины, Дмитрий уже не рискнул лезть под пилотское кресло за НАЗом, носимым аварийным запасом. Сработай катапульта в этот момент, голову оторвет. Да и было ли что в том НАЗе полезное в этой ситуации? Африка же. Если что и было, то давно обрело нового хозяина.

Итак, жив. Инвентаризация организма: лицо в кровь разбито кислородной маской, жуткая боль в спине, но двигаться вроде способен. Инвентаризация имеющегося снаряжения: полотняный летчицкий комбинезон, уставные ботинки, часы «Сейко» на руке. Всё.

Куда идти? Перед самой посадкой слева по курсу мелькнула речка. Где вода, там люди, значит надо идти к реке. Да и без воды долго не протянуть. Но до вечера до нее добраться не успел, первую ночь провел в саванне.

Дмитрий Петров: Очередная сопка, губы пересохли, язык как рашпиль. А тут и солнце к закату. Шестой час. На экваторе ночь наступает обвалом. Надо приготовиться. На горушке нашёл дерево, чтобы спиной прислониться, примял траву, запомнил, с какой стороны солнце село, и приготовился отдохнуть. Не тут-то было. Прислониться к дереву не могу: спина болит, на жёсткой траве саванны и того хуже. Наступила ночь. Взошла луна. Она там огромная. Как-то веселее стало. Всё не в темноте. Час проходит, второй, и вдруг чувствую: роса. Но как её собрать? В ладонь? Пока до рта донесёшь, её и след пропал. Пытаюсь собрать капли росы платком — не получается. Листочки у травы узенькие, да и роса не обильная. Приспособился собирать капли на два вытянутых пальца. И пока более-менее язык намочил, наступило утро.

Утром дошел до реки, и новая вводная — крутой обрыв и непролазные заросли, «руку не просунешь». Но полез, поскольку вариантов не было. Метров 25 зарослей одолевал 2,5 часа… Вода! Что там говорили специалисты? Сырую воду в Африке пить — самоубийство? Но через сложенный вчетверо платок, но по чуть-чуть. Тут, у воды, и понял Дмитрий, что иного пути, как вплавь по реке, у него нет. Сделал что-то вроде плотика из пары больших веток, но «спассредства» хватило до первого завала. Там же и распрощался с ботинками, поскольку шнурки цеплялись за коряги.

Дмитрий Петров: Решил не испытывать судьбу, сбросил ботинки и поплыл дальше. В воде намного легче — не так спина болит, меньше нагрузка на позвоночник. Проплыл минут пять, как меня выносит на очередной завал. Их потом столько было, что я уже не считал. Что делать? Поднырнёшь — запутаешься в ветвях. Решил только перелезать. На преодоление препятствий, главным образом деревьев поперёк реки, приходилось тратить от пятнадцати минут до часа. Измотало так, что не заметил, как река влетела в глубокий каньон. Справа и слева — скалы, поросшие лесом, дикая природа. Продолжаю плыть. Весь день 5 июня я плыл по реке. Приближался вечер. Надо выкарабкиваться, а берега высокие. Но тут, к счастью, русло начало расширяться, и в небольшом затоне я увидел крохотный островок. Я — туда. Вылез, наломал какой-то травы, устроил себе ложе.

Формат статьи не позволяет включить в повествование все подробности, но в этом беспримерном путешествии каждый час, если не каждая минута, были борьбой за существование. Вводные, от решения которых зависела жизнь, сыпались как из рога изобилия.

Дмитрий плыл по реке четверо суток, практически без еды, весь исцарапанный, со страшными болями в спине. Наконец, увидел следы пребывания человека.

Дмитрий Петров: Послышался стук топора. Выхожу на берег в мокром комбинезоне, ободранный, в крови, на лице бог знает что — и вижу двух африканок. Я обрадовался, к ним, а они оторопели. Но не убежали. «Parlez-vous francais?» — «Oui». Вздохнул с облегчением. Я объяснился по-французски, и они отвели меня в деревню.

Послали гонца в соседнюю деревню, где был телефон, и к вечеру за «мсье колонелем» прибыл вертолет. И тут начинается форменный Голливуд. У жены летчика Валентины уже на руках был билет до Браззавиля, когда ей сообщили, что муж пропал и делать ей в Африке нечего. Но она настояла на своем — «без меня толком искать не будут!» — и все-таки полетела.

И вот сцена — когда вертолет подлетал к авиабазе, аэрофлотовский «Туполев» заруливал на стоянку. И Дмитрий знал, что Валентина должна лететь этим рейсом. Встречавший его французский летчик, узнав такое дело, предложил — а давай прямо к трапу сядем! Круто же будет!

Но Дмитрий настоял — садимся на авиабазе, не могу в таком виде перед женой показаться. И только когда привел себя в порядок, встретился с Валентиной.

А потом был месяц в больнице с малярией. И в корсете — врачи диагностировали компрессионный перелом позвоночника. Невозможно с такой травмой двигаться. Смог. Как смог посадить МиГ там, где сесть невозможно по определению. Это потом и в микояновском КБ подтвердили.

А дальше цепочка событий, которую в здравом уме представить тоже невозможно. По возвращении в Москву на Дмитрия Петрова вовсе не спешат готовить наградные документы — его обвиняют в халатности, в несоблюдении Наставления по полетам и в куче других нарушений, особо не вникая в суть дела. Военным чиновникам это не положено. Полковник получает вторую группу инвалидности и посему армия с ним благополучно расстается.

Профессор НИИ авиационной медицины Виталий Волович, ведущий в то время специалист по выживанию, готовивший наставления для летчиков и космонавтов и бывший первым врачом, обследовавшим Юрия Гагарина после приземления, оценил действия Дмитрия Петрова как абсолютно профессиональные. И включил описание его уникального опыта в свою «Энциклопедию выживания». И даже ученики 5−6 классов про Петрова знают, этот случай описан в учебнике ОБЖ.

Вот только в Министерстве обороны России таких книг и учебников вроде как не читают. С первой публикации в «Вечерке» о полковнике Петрове писали многие издания, его приглашали в студии центральных телеканалов, все специалисты называют его опыт уникальным, несравненным и прочая, и прочая.

Не хватает только одного — чтобы Родина наконец-то оценила своего героя и воздала ему должное. И чтобы летчики знали — мужество должно быть награждено, а не наказано. Иначе какой смысл проявлять героизм?